Украина уже должна говорить с ЕС о компенсации за потенциальный ущерб от Nord Stream-2
Деловая столица, 27 сентября 2016.
Опубликовано 09:00 28 сентября 2016 года
Украина, учитывая возможные международно-политические изменения, должна занимать более жесткую позицию и по отношению к западным партнерам.
Президент Центра глобалистики “Стратегия ХХІ” Михаил Гончар рассказал “Деловой столице” о реформировании НАК “Нафтогаз України”, главных вызовах для отопительного сезона и о том, как действовать в условиях лоббирования Москвой транзитных газовых потоков в обход Украины. Стоит отметить, что если исходить из сказанного, то ситуация в нефтегазовом секторе вовсе не катастрофическая, но при этом есть крайне неприятные тенденции. В частности, слишком пассивная позиция Украины в противодействии строительству обходных газопроводов, так и не построенные газоизмерительные станции на восточной границе, которые позволяли бы контролировать поступление российского газа.
— Как можно объяснить всю эпопеею с переподчинением “Укртрансгаза”? Сначала его вывели из подчинения “Нафтогаза” в пользу Минэкономразвития. Потом началась критика как внутри страны, так и извне, решение отменили, но весь “Нафтогаз” подчинили Кабмину. С чем связаны такие маневры?
М.Г. Происходит разделение видов бизнеса “Нафтогаза”, согласно Третьего энергетического пакета и наших обязательств, но в украинских реалиях. Катастрофы нет, есть только скандал. Такая ситуация возникла из-за того, что нереформированная система госуправления делает реформы корпоративного сектора, то есть “Нафтогаза”. Особенностью является то, что монополия через правительство задала алгоритм своего реформирования. Все было заложено еще в правительственном решении 2015 г., когда был утвержден соответствующий план реформирования нефтегазового сектора.
— Но делить монополию все равно нужно?
М.Г. Конечно. Но мы просто взяли европейские шаблоны и наложили их на наши реалии. Никто не подумал, что наша ГТС и газовый сектор на порядок сложнее аналогов в Центрально-Восточной Европе: длина газопроводов, количество газокомпрессорных станций, подземные хранилища. Непросто было в Словакии или Польше реформировать весь сектор, но у нас все еще сложнее.
— Что необходимо для реформирования украинского нефтегазового сектора — нужна своя динамика?
М.Г. Первое: главная ошибка европейских партнеров и наших реформаторов заключается в том, что не была проведена оценка того, сколько на это понадобится времени. Не был выстроен нормальный алгоритм. У европейцев на имплементацию Третьего энергетического пакета пошло до пяти лет, а от нас требуют через полтора года после принятия Закона “О рынке природного газа”, все сделать быстро (разделить производство, транспортировку, сбыт. ). Так не бывает, потому что у нас более сложная система и все более запущено.
— Например...
М.Г. Сегодня, сложно говорить о том, что у нас имплементирован Второй энергетический пакет (принцип свободного доступа до трубопроводных мощностей и подземного хранения газа. — “ДС”). Это абсурд. Поэтому евробюрократы сейчас от нас требуют заведомо невозможных темпов реформирования, а с нашей стороны идет переброс ответственности.
Второе: у нас на носу отопительный сезон. Если хотели начинать реорганизационные процессы, то надо было их начинать весной. Не приступили, так как не были готовы. Начинать реорганизацию перед отопительным сезоном неправильно. Поэтому сегодня надо сделать паузу на полгода, пройти отопительный сезон, а затем возобновить все реорганизационные движения.
Сейчас выделить ГТС, а затем еще трубы и газохранилища разделить будет означать просто коллапс газового сектора. Думаю, что это осознали, поэтому правительство дало задний ход. И это правильный шаг. Хотя вокруг всего этого сделали шума больше, чем сам факт подписания ничтожного документа со стороны Минэкономразвития.
— А кто тут виноват?
М.Г. Можно считать виновными одних, можно — других. Ведь у нас “Нафтогаз” с модерным руководством занимается старой практикой рабовладельческой эксплуатации дочерних компаний. Грубо говоря, забирает деньги себе, держит компании на голодном пайке. Думаю, “Укртрансгаз” терпел, а потом, когда отопительный сезон приблизился, увидел, что могут быть проблемы и понятно, кого сделают крайним.
— Еще вопрос о 17 млрд кубометров. Министр энергетики и угольной промышленности Игорь Насалик заявил, что нужно столько закачать. Но “Нафтогаз” планировал закачать 14,5 млрд кубов в подземные хранилища. Как такое планирование можно объяснить?
М.Г. Если ситуацию взять по предыдущим зимам, то расчеты “Нафтогаза” корректны. Летом—осенью 2015-го закачали до уровня 17,1 млрд кубов, на конец отбора газа в начале апреля в ПХГ осталось 8,4 млрд. То есть в прошлом сезоне потребили из ПХГ 8,7 млрд кубов. Таким образом, если исходить из того, что в нынешнем году потребление газа продолжает снижаться, то уровень в 14,5 млрд кубов на зиму означает, что поднять из ПХГ можно будет 8,5 млрд куб. м. Сейчас в ПХГ практически уже 14 млрд. До начала сезона отбора, а он в последние годы начинался ближе к концу октября, можно еще закачать порядка 1 млрд кубов. Это обоснованная корпоративная логика НАКа.
Михаил Гончар. Фото: УНИАН
— У правительства иная логика?
М.Г. Для правительства главный вопрос: какие факторы риска? Во-первых, непонятно, что будет с угольными поставками. Перебои были, есть и, наверное, будут. Если с углем возникнет дефицит, значит, нужно больше газа.
Во-вторых, никто не знает, какой будет зима. Проблемы могут быть в пики потребления, в результате резкого снижения температуры до аномальных показателей. Когда эти пики будут? Если в декабре — не проблема. Если в феврале — проблема, потому что газохранилища опустошены, могут не выдать необходимый объем газа из-за низкого давления. А если похолодание будет одновременно в ЕС, Украине и РФ, то и “Газпром” не поможет ни нам, ни европейцам. Как это было в конце января — начале февраля 2012 г.
Конечно, “Нафтогаз” не может ориентироваться на такой сценарий, потому что тогда нужно закачку газа в ПХГ выполнить под уровень 19 млрд кубов, потратить кучу денег, а потом получить остатки, которые будет сложно продать. Поэтому здесь у НАКа доминирует коммерческая логика — не закупать лишнего газа и не тратить на это деньги.
У министерства другая логика — некоммерческая. В любом случае не перед началом отопительного сезона Насалик должен говорить о проблеме, а гораздо раньше, чтобы заранее подготовить правительственное решение с обоснованием “Нафтогазу” — почему он обязан закупить больше газа. Тем более что “Нафтогаз” показывает доходность (первое полугодие госхолдинг закончил с прибылью 21,8 млрд грн, или $880 млн по курсу НБУ на 30 июня. — “ДС”). На мой взгляд, это попытка повесить на “Нафтогаз” возможные провалы по углю. Но не факт, что такие провалы будут, так как тепловики утверждают, что они смогут обеспечить прохождение сезона. Конечно, основную тяжесть примет на себя атомная энергетика, как и в прошлом сезоне.
— С одной стороны, “Нафтогаз” показывает доходность. С другой стороны, мы берем кредиты у ЕБРР и Всемирного банка для закупки газа. Эти две новости в одной ленте могут вызвать диссонанс у читателей...
М.Г. Действительно, можно закупить газ не беря кредиты. Но исходя из корпоративной логики “Нафтогаза”, этот газ избыточен, поэтому менеджеры монополиста не хотят тратить средства. Европейцы, как обычно, обеспокоены, потому что им нашептывают из Москвы— караул, в украинских ПХГ мало газа! “Нафтогаз”, в свою очередь, предлагает варианты решения. Считаете, что мало газа в ПГХ? Закачивайте свой газ в наши газохранилища и платите за хранение. “Газпром” говорит: нет. Ему вторят европейцы. Второй вариант: давайте деньги, мы закупим. Сезон пройдет, газ будет реализован, кредиты возвращены. Тем более, что это кредиты дают не коммерческие банки, процентная ставка минимальная.
В этой практике нет ничего плохого. “Нафтогазу” невыгодно вынимать свои деньги. Просто менеджмент компании и правительственные чиновники сильно прогибаются перед обеспокоенными или глубоко обеспокоенными европейцами вместо того, чтобы напомнить им о том, что только “Газпром”, а не “Нафтогаз” обязан обеспечить им дополнительные объемы, согласно их контрактных отношений, где никоим образом не присутствует третья сторона в лице НАКа.
— Закачать 17 млрд кубов можно без “Газпрома”?
М.Г. Если возьмем нынешний темп закачки и оставшееся время до начала отбора газа из ПХГ, то 15,5 млрд кубов точно можно по реверсу обеспечить. По большому счету можно и больше, если предположить, что в текущем году, как и два предыдущих года, отопительный сезон можно было начинать позже из-за теплой погоды.
— Два российских проекта — “Северный поток-2” и “Турецкий поток” — угрожают радикально сократить транзит через Украину. Насколько это реальные проекты?
М.Г. Мы должны учитывать и то и другое. Ситуация переменчива. Казалось бы, что “Турецкий поток” окончательно отошел в историю. Но изменилась политическая ситуация — и его реанимировали (после встречи Путина и Эрдогана в Москве в начале августа 2016 г. — “ДС”) Хотя еще далеко не факт, что проект будет окончательно реализован.
По “Северному потоку-2” ситуация зависла. Особенно после решения польского антимонопольного ведомства. Но это не означает конец проекта. Это скорее пауза в лоббистских усилиях российской стороны и газпромовского лобби Германии. Нам надо выходить из максимально неблагоприятного сценария, когда мы из-за этих двух проектов остаемся с нулевым транзитом
— Ориентировочно это 2020 г.?
М.Г. Как правило, проекты опаздывают на год-два от заявленных сроков. Поэтому более реальным является 2021 или 2022 годы. Даже в лучших сценариях для Москвы не все будет так быстро, как планирует “Газпром”.
Такой сценарий для нас крайне негативный. Это означает, что должны ставить вопрос перед ЕС и Анкарой. Мол, уважаемые партнеры, вы наносите нам ущерб на $2 млрд в год. Мы также стоим перед проблемой дополнительных затрат по консервации и вывода из эксплуатации избыточных трубопроводных мощностей. Объем внутренней газодобычи и импорта даст 35 млрд кубов, но для системы, рассчитанной на 288 млрд кубов ежегодной транспортной работы, это означает убыточный режим. Поэтому нам надо тратить колоссальные средства на выведение из эксплуатации избыточных мощностей, их консервацию, охрану, а иначе все это порежут на металлолом.
Наша задача, чтобы Еврокомиссия сказала Кремлю: “Северный поток-2” расцениваем как экономический проект, но реализацию этого “экономического” проекта реально рассмотрим только после того, как РФ возвратится к практике соблюдения норм международного права и восстановит территориальный статус-кво Украины. Это будет означать де-факто внесение проекта в список санкций. Тем более, что для ЕС это ничего не стоит. Наша дипломатия должна работать в этом направлении. Более того, надо не забывать, что есть Соглашение об ассоциации. В нем статья 274, где четко записаны взаимные обязательства сторон. Там написано: “Согласовывать реализацию планов, проектов, программ, которые должны учитывать возможности сторон”. То есть зачем строить какие-то потоки, если сейчас в украинской ГТС профицитные мощности. Но поскольку мы молчим, немцы проталкивают свои подходы. При этом они настаивают на сохранении транзита через Украину. Но “Газпром” тоже говорит, что может сохранить какой-то транзит — примерно 15—20 млрд кубов.
— Что это значит?
М.Г. Убыточная работа ГТС даже в оптимизированном варианте. Нюанс не в факте транзита, а в объеме и обеспечении хотя бы нулевой рентабельности “трубы”. Конечно, с нашей стороны тоже есть проколы. Например, за два года не построено ни одной газоизмерительной станции (ГИС) на восточной границе. Их и надо пару штук, как по нынешним реалиям. Чешская сторона была готова помочь и технически, и финансово сделать пилотный проект. Когда мы говорим о переводе учета газа с границы Украина-ЕС на границу РФ-Украина, то европейцы спрашивают: а как будем вести учет? С российской стороны газоизмерительная станция стоит, а с украинской — нет. Просто так никто не переведет точку приема-сдачи.
— Как думаете, почему не построили?
М.Г. По моей информации, руководство “Нафтогаза” было против. Они считают, что мы потратим несколько десятков миллионов евро, а транзита в итоге потом не будет. Но и с таким подходом, как сейчас, никто из европейских партнеров и пальцем не шевельнет, чтобы перенести пункты сдачи-приемки газа на границу, не оборудованную ГИС.
— Какая сейчас ситуация по внутренней добыче газа?
М.Г. Три четверти нашей добычи обеспечивает “Укргазвидобування”. Когда речь идет о реформировании “Нафтогаза”, то “Укргазвидобування” тоже надо выделять, как и “Укртрансгаз”. Сейчас “Нафтогаз” сохраняет свою монополию. В то же время есть риск, если “Укргазвидобування” вывести из “Нафтогаза”, то его растянут на куски разные олигархические группы. Нет того олигарха, который бы не мечтал иметь собственный газовый ресурс. Поэтому сегодня не следует спешить с приватизацией газодобычи.
— Почему?
М.Г. Во-первых, учитывая новые цены на газ, “Укргазвидобування” даже с устаревшим основным фондом генерирует прибыль. Во-вторых, надо все же его выделить из “Нафтогаза”, но оставить в госсобственности, сделать прозрачным, а позже пакет акций выставить на IPO. Тогда можно будет увидеть, чего стоит “Укргазвидобування”. Сейчас же из-за внешней агрессии и рисков любые активы будут дешевые. Поэтому их скупят для того, чтобы позже перепродать. В этом случае никакого наращивания газодобычи не будет.
— А как быть с инвестициями?
М.Г. Показатель газодобычи “Укргазвидобування” держится уже 12 лет в коридоре 14,4—15,0 млрд кубов. Вот это “плато добычи” после падения 90-х (в 1990 г. уровень добычи был 26,0 млрд кубов) долго больше не сможет держаться, добыча буде падать, если не проинвестировать в разведку и добычу.
Впрочем, здесь обозначилась другая угроза. Мол, нечего развивать газодобычу за счет госсредств: 75% доходов надо отдать в бюджет в виде дивидендов государству, так как надо платить субсидии, поддерживать расходы на оборону. С расходами на оборону можно согласиться. Но запускать львиную долю доходов на “проедание”, означает и дальше иметь дело с деградирующей добычей. Грубо говоря, курица не успела снести яйца, а ее уже хотят резать. Ведь весной речь шла о том, что большая часть доходов будет идти на интенсификацию добычи из существующих скважин, разработку новых месторождений, поисково-разведочные работы! Не прошло и полгода, как прогнозируемо начали говорить о традиционном латании бюджетных дыр за счет газодобычи.
Без серьезных инвестиций можно еще продержаться несколько лет на падающих показателях добычи, а дальше будет быстрый обвал, который автоматически вызовет необходимость наращивания импорта газа и валютных затрат на него. Поэтому если сейчас не инвестировать в газодобычу, а в латание бюджетных дыр, то ничего хорошего нас не ждет
Румынского варианта не получится. В Румынии перешли на самообеспечение газом благодаря интенсификации собственной добычи и сокращения потребления. Румыны создали прозрачные и понятные правила игры для всех газодобывающих компаний. И это привело к успеху.
— На ваш взгляд, какой будет ценовая динамика на газ в мире на следующие два-три года? Стоит ожидать роста цен?
М.Г. Цена на нефть по-прежнему определяющая, ведь в мировом энергобалансе — кто бы что не говорил о завершении эры нефти, она по-прежнему доминирует. Если говорить об общей тенденции на рынках углеводородов, то она говорит в пользу снижения цены. Возможно, рынок нефти стабилизировался в коридоре $40—50 за баррель (цена на европейский газ для Украины в августе 2016 г. была в диапазоне $170—180/1 тыс. кубов с транспортировкой, в сентябре ожидается в районе $160—170/1 тыс. кубов.).
Пока цена газа связана с ценой на нефть, но сейчас рынок газа все дальше отрывается от рынка нефти в вопросе ценообразования. Особенно это видно на европейском газовом рынке. Рынок становится более интегрирован, построены интерконнекторы, расширяется инфраструктура для импорта сжиженного газа, падает потребление в странах Европы.
Пиковое потребление пришлось на 2010 г. — 598 млрд куб. м (по 32 странам Европы, отнесенным МЭА к газопотребляющим), а в 2014 г. потребление составило 409 млрд кубов. Практически по уровню потребления газа Европа вернулась в средину 90-х. На рынке становится теснее: улучшение инфраструктуры, технологическое усовершенствование и удешевление СПГ дает возможность зайти на рынок газа дополнительным игрокам, в частности из Северной Америки. Поэтому мы можем реверсно покупать газ из ЕС. Если не будет неэкономических потрясений, влияющих на нефтегазовый рынок, то признаков для роста цен нет. Мировая экономика демонстрирует признаки стагнации: динамика китайского экономического роста серьезно притормозилась, в Индии не все так хорошо, в Бразилии серьезные проблемы. Спекулятивные отклонения очень коротки. Без политических катаклизмов в Персидском заливе, цена будет еще снижаться. Возможно, дальнейшее проседание до уровня ниже $30 за баррель. Рынок нефти и газа будут в тактически волатильном, но стратегически низком тренде. Правда, цены на газ могут подняться в моменты пикового потребления зимой.
— Что это значит для Украины?
М.Г. Для нас низкие нефтяные цены преимущественно хорошо. Мы на пике нефтяных цен тратили в год $12—14 млрд на закупку газа. Если подсчитать прошлогодний импорт, то Украина потратила $4,5 млрд. Для нас это огромное облегчение, которое раньше висело гирей на госбюджете, создавало дефицит госфинансов. Поэтому турбулентность мирового нефтегазового сектора благоприятна для Украины. Сегодня лучший период для реформирования с точки зрения цен на импорт энергоресурсов. Конечно, гривню девальвировали по отношению к евро и доллару, но если считать все в валюте, то даже в Молдове цена на газ на внутреннем рынке выше нашей. В Румынии цена тоже выше. И они с прошлого года не импортируют российский газ.
Александр КИРИЛЕНКО
