Невыученные уроки Чернобыля

Невыученные уроки Чернобыля

Зеркало недели, № 16, 27 апреля 2012.
Опубликовано 13:55 28 апреля 2012 года


Двадцать шесть лет прошло с тех пор, как мир потрясла крупнейшая в ХХ веке техногенная катастрофа — взрыв 4-го реактора Чернобыльской АЭС.

Время постепенно расставляет все на свои места. Осталось только одно “белое пятно” в этой катастрофе — юридически признать, что причина аварии — это не действия персонала, а просчеты, недостатки реактора РБМК-1000. А персонал просто “реализовал” эти просчеты.

Для расследования причин аварии на ЧАЭС была создана правительственная комиссия, результаты ее работы послужили весомыми доказательствами в суде, который виновными в аварии признал шесть работников Чернобыльской АЭС во главе с директором. То есть вину возложили на персонал АЭС, при этом никто из вышестоящих инстанций (Министерство энергетики и электрификации, Атомнадзор, Институт ядерной энергии им. Курчатова как генпроектировщик и научный руководитель РБМК и т.п.), без разрешения которых проведение любых экспериментов на АЭС невозможно, не был привлечен к ответственности. Хотя, если бы СССР был правовым государством, этого суда над персоналом вообще бы не было. В Правилах ядерной безопасности для реакторов четко сказано, что система аварийной защиты реактора должна быть спроектирована такой, чтобы могла привести его в подкритическое состояние из любого режима работы ядерного реактора. 4-й реактор ЧАЭС начал разгоняться и взорвался после нажатия кнопки АЗ-5, которая и привела в действие ту самую неправильно спроектированную аварийную защиту.

Сам проект реактора РБМК-1000 — детище Курчатовского института. Среди наиболее значимых лиц проекта — руководитель института академик А.Александров (на момент аварии — президент Академии наук СССР), академик Н.Доллежаль и др.

На время Чернобыльской катастрофы в СССР эксплуатировалось 14 реакторов типа РБМК-1000. Из них четыре — на Чернобыльской АЭС, четыре — на Курской, четыре — на Ленинградской и два — на Смоленской АЭС.

Сразу после случившегося был разработан комплекс мероприятий для повышения надежности РБМК-1000, и эти мероприятия были обязательны для всех вышеперечисленных АЭС с реакторами РБМК-1000. Вот этот комплекс мероприятий и является ключом к пониманию причины аварии на ЧАЭС, поскольку ясно, что если, например, автомобиль разбился из-за неисправности тормозов, то реконструировать нужно именно тормоза, а не карбюратор.

Юридически уход от обнародования настоящих причин аварии был оформлен довольно банально — разделили уголовное дело об аварии на ЧАЭС на две части, и та, которая касалась качества проекта РБМК-1000, была будто бы отправлена на доследование, а на самом деле надежно спрятана в архивах Москвы. Ответ на вопрос, почему это было сделано, лежит на поверхности: чтобы спасти “лицо” советской атомной науки, а особенно тех, кто разработал этот проект. Это было сделано из боязни, что подлинные данные об аварии на ЧАЭС развенчают миф о качестве специалистов Курчатовского института и других НИИ и проектно-конструкторских организаций, причастных к проекту РБМК. Тогда многие страны в мире задумаются о целесообразности сотрудничества в области атомных технологий и проектов АЭС, разработанных как в этих институтах, так и в России вообще.

Среди эксплуатационного персонала атомных электростанций задолго до аварии на ЧАЭС ходили слухи, что некоторые специалисты-реакторщики критически оценивали проект РБМК-1000 и, более того, подавали свои выкладки и расчеты в вышестоящие инстанции (Атомнадзор, руководящие органы КПСС и т.д.), где доказывали несостоятельность проекта и большой риск аварии. Естественно, это не могли быть публичные дебаты о недостатках проекта. Но контраргументы властей были непоколебимыми: и в Курчатовском институте, и других причастных к проекту ведомствах работают академики, доктора наук, а ты, мол, кто такой? Я был очевидцем беседы, когда сотрудник Госатомнадзора СССР А. Ядрихинский подтвердил, что он подавал служебную записку “наверх” еще до аварии на ЧАЭС, в которой доказывал расчетами, что реактор РБМК-1000 может взорваться при определенных параметрах его эксплуатации.

Окончательные условия для ядерной аварии именно на ЧАЭС сложились, когда было принято решение об извлечении из активной зоны реактора всех дополнительных поглотителей (ДП), которые стали ставить после “пережога” технологического канала (ТК) на Ленинградской АЭС в 1975 году и которые служили для стабилизации нейтронного поля в реакторе. Событие извлечения ДП было даже отмечено государственными наградами — вручением премии Ленинского комсомола авторам и участникам.

Перечень недостатков реактора РБМК-1000 довольно обширен: разные специалисты насчитывают от 15 до 32 просчетов и даже отклонений от действующих в то время норм ядерной безопасности. Прежде всего, самый главный недостаток — это положительный паровой коэффициент реактивности, который, без сомнения, сыграл основную роль в аварии 4-го реактора ЧАЭС. На практике он проявляется так: если в активной зоне реактора уменьшается количество теплоносителя (воды) или же теплоноситель закипает, то из-за нейтронно-физических характеристик активной зоны реактора начинается самопроизвольное увеличение мощности (разгон), вследствие которого теплоноситель еще более закипает (испаряется), т.е. теплоносителя становится еще меньше в активной зоне, что, в свою очередь, приводит к увеличению мощности реактора. И так будет продолжаться до полного обезвоживания активной зоны и разрушения реактора. Этот разгон реактора должен компенсироваться системой управления и защиты (СУЗ) реактора, а расчеты критиков проекта РБМК и режимы, которые возникали на практике во время эксплуатации реактора, показывают, что возможен такой режим, когда СУЗ реактора не справится. Самое плохое в этом просчете то, что его невозможно устранить без полной переделки всего проекта РБМК. Поэтому все оставшиеся в эксплуатации на российских АЭС реакторы РБМК-1000 эксплуатируются с этим нарушением норм ядерной безопасности.

Курчатовский институт “умудрился”, например, нарушить даже действующие в СССР Правила ядерной безопасности реакторов, предписывавшими, что в реакторе должно быть как минимум две системы безопасности, которые должны действовать независимо одна от другой, т.е. быть построены на разных принципах и каждая из этих систем могла привести ядерный реактор в подкритическое состояние независимо одна от другой. В РБМК-1000 только искусственно, переименованием, а не функционально стержни СУЗ разделили на две группы. Других систем безопасности, действующих по иному принципу, в РБМК нет. В общем в доблесном институте хваленые ученые сумели создать ядерный реактор, имеющий свойство взрываться.

Последний реактор РБМК-1000 в Украине остановлен в 2000 году. Но реакторы этого типа продолжают эксплуатироваться в России. Смоленская АЭС с тремя энергоблоками на реакторах РБМК-1000 расположена на р. Десна (приток Днепра — главной водной артерии Украины), а Курская АЭС с четырьмя реакторами РБМК-1000 на притоке Десны — р. Сейм. А это значит, что все сбросы и выбросы с этих АЭС незамедлительно оказываются в Украине. Более того, наш горький опыт показал, что ядерные аварии не знают границ.

В Украине в настоящее время эксплуатируются 15 атомных реакторов типа ВВЭР (PWR) на четырех АЭС, кроме того, планируется строительство еще двух реакторов этого же типа на Хмельницкой АЭС. Проекты всех этих реакторов разработаны в России специалистами тех же институтов и учреждений, представителями той же школы, что и проект РБМК. Более того, одному из ведущих проектных институтов России в области атомных технологий присвоено имя Н.Доллежаля, одного из “соавторов” самой большой техногенной катастрофы в мире. Это означает, что мы имеем дело с “фирмами”, мягко говоря, с “подмоченой” Чернобылем репутацией.

Украина имеет возможность сотрудничать в области ядерных технологий с любыми развитыми странами. Но выбор неизменно падает только на Россию: проект реактора ВВЭР, топливо для него, технология производства собственного топлива для АЭС и т.д. Объяснение этому “феномену” имеется одно — атомному лобби Украины легче “дерибанить” (в России это называется “пилить”) бюджетные деньги Украины с атомным лобби России. Поэтому имеем то, что имеем. Хотя совершенно ясно, что сотрудничество в ядерной отрасли только с технологически отсталой Россией угрожает национальной безопасности Украины, в том числе и с точки зрения монополизации этой отрасли одной страной-поставщиком. Ярким примером этого может служить проблема российско-украинских газовых соглашений.

О неблагополучном положении ядерной отрасли в самой России говорят некоторые события, свидетелями которых стал мир. Так, на саммите стран-доноров в Киеве 26 апреля 2011 года, посвященном 25-летию Чернобыльской катастрофы и сбору средств на строительство “Укрытия-2”, первый вице-премьер министр России И.Сечин в присутсутствии примерно 40 представителей стран-доноров громогласно заявил, что в России из-за аварии на японской АЭС провели стресс-тесты на всех российских АЭС. А “протестировали” их на то, что они выдержат землетрясение в 10 баллов и приливную волну цунами высотой 14 метров. По заявлению И.Сечина, все российские АЭС устойчивы к таким вызовам природы. Любой здравомыслящий человек знает, что таких волн в России не может быть ни на одной из рек, на которых расположены АЭС. Что касается землетрясений, то ни одна из АЭС не проектировалась на сейсмоопасность свыше шести баллов. Доказательством этого служит история Крымской АЭС, когда перед ее пуском в эксплуатацию в 1988 году выяснилось, что в Крыму могут быть землетрясения до восьми баллов, а проектировали АЭС на шесть баллов. В итоге Крымскую АЭС просто закрыли. Ну как же АЭС в России выдержали, даже теоретически, такие землетрясения и цунами, если даже таких проектов атомных станций не существует? Выходит, что вся эта история со стресс-тестами — просто ложь на государственном уровне.

Или еще пример. На ведущих телеканалах России глава “Росатома” С.Кириенко докладывает В.Путину, что в России строят АЭС, которые выдерживают падение самолета. Ну а как тогда быть с реальностью? В 1986 году при засыпке аварийного 4-го реактора ЧАЭС один из вертолетов промахнулся и на парашютике спустил “мешок” со смесью песка, доломита и т.п. весом около двух тонн на кровлю центрального зала 3-го реактора, который пробил крышу насквозь и упал, к счастью, рядом с реактором. Падение самолета привело бы к намного худшим последствиям. А в России эксплуатируются 11 реакторов, аналогичных чернобыльским.

Вот эта “реклама”, основанная на откровенной лжи, должна как минимум насторожить. Тем более что горький опыт такого блефа уже имеется, когда в начале 80-х годов один из создателей проекта реактора РБМК академик Н.Доллежаль заявил в центральной прессе, что реактор РБМК-1000 настолько надежен и безопасен, что его можно ставить хоть на Красной площади в Москве. Как известно, практика показала обратное. Вывод напрашивается сам собой: нельзя внедрять технологии, безопасность которых не доказана достоверно, чтобы не пришлось потом обращаться ко всему миру с протянутой рукой о помощи, как это было вплоть до четвертьвекового “юбилея” Чернобыльской катастрофы.

Примером взвешенного подхода может служить Германия, которая после объединения в 1990 году закрыла АЭС “Норд”, где эксплуатировались реакторы ВВЭР, аргументируя такой шаг тем, что данный реактор не отвечает нормам ядерной безопасности. Да и Европейский Союз рекомендует своим новым членам отказаться от эксплуатации российских ВВЭРов по тем же причинам. Совсем недавно в СМИ появилась информация, что Польша решила построить первую АЭС на своей территории. Самое интересное, что в тендере на выбор проекта и на строительство АЭС России нет вообще, а только Франция и две американско-японские компании. Просто за рубежом понимают, что конструктор “москвича” никогда не создаст “мерседес”.

В самой же Украине коммерческий, бизнесовый подход к ядерным технологиям явно взял верх над профессиональным. Вообще положение дел в нашей атомной энергетике вызывает серьезную обеспокоенность. Бросается в глаза отсутствие комплексного подхода в решении проблем — создания безопасного геологического хранилища для захоронения высокоактивных РАО и РАО, содержащих трансурановые изотопы, инфраструктуры для снятия АЭС с эксплуатации (прежде всего ЧАЭС) и т.д. К управлению и контролю в атомной отрасли привлекаются кадры, весьма далекие от атомной тематики. Так, недавно по телевизору выступает человек, которого я знаю как очень далекого от атомных реакторов, но который рассказывает о преимуществах ВВЭР перед другими типами ядерных реакторов. И я с огромным удивлением узнаю, что он, оказывается, уже исполнительный директор НАЭК “Энергоатом”. Или же в прямом эфире слышу, как доктор наук, имеющий прямое отношене к ядерным реакторам, путает одно из фундаментальных понятий физики ядерных реакторов — мгновенные нейтроны и быстрые нейтроны.

Для того чтобы произошло какое-либо событие, нужны необходимые и достаточные условия. Необходимые условия для ядерных катаклизмов в Украине уже видны, но чтобы они не стали достаточными, необходимо в корне пересмотреть политику в ядерной отрасли. Мы просто обязаны это сделать.

Об авторе. Анатолий Алексеевич Грицак — инженер-атомщик. В момент аварии на ЧАЭС управлял первым энергоблоком, свидетель самой аварии и ликвидатор ее последствий.

Анатолий ГРИЦАК