“В семье растет Емеля, который ничего не хочет”

hbr-russia.ru, 5 октября 2020. Опубликовано 15:40 30 октября 2020 года О том, чем может помочь профориентация и что делать с детьми, которые ничего не хотят

Российские школы повсеместно переходят на профильное обучение, и это вызывает беспокойство у многих родителей. Как выбрать направление для ребенка, который еще не осознает свои склонности? О том, чем может помочь профориентация и что делать с детьми, которые ничего не хотят, рассказывает доктор психологических наук, профессор департамента психологии и развития человеческого капитала Финансового университета при Правительстве РФ Елена Пряжникова.

HBR Россия: Школы вводят профильное обучение в старших классах, есть еще и предпрофильная подготовка. От этого выбора во многом зависит дальнейшая судьба ребенка. Как не ошибиться с направлением?

Пряжникова: Если вспомнить азы возрастной психологии, то 13—14 лет — это период второго рождения личности. Сложное время, когда подросток многое делает из чувства противоречия, в пику родителям и педагогам. Я была противником идеи профильных старших классов, когда надо выбрать что-то одно — естественно-­научное направление, физико-математическое или, скажем, гуманитарное. С моей точки зрения, это ограничивает возможности ребенка. Как-то раз мы проводили профориентационные занятия в московской школе биологического профиля. После тестирования выяснилось, что мало кто из детей имеет склонность к специализации школы. Вы бы слышали, как школьники, узнав результаты, кричали “ура” в актовом зале — многие с 5-го класса тихо ненавидели химию и биологию, и лишь единицы связывали свою дальнейшую жизнь с этим направлением. Было грустно и обидно за педагогов, которые разрабатывали профиль, подтягивали вузы, работодателей, но детей все это не интересовало.

То есть детей записали в школу, никак не выясняя их склонности?

Видимо, не оставили выбора. Это была обычная районная школа, здесь давали хорошую языковую подготовку, а потом сделали лицей с биолого-географическим профилем. Непонятно, кто просчитывает, сколько нам нужно биологических школ или, скажем, химических. Одно дело, когда школа следует традициям — например, физико-математическое направление очень популярно в подмосковном городе Долгопрудном. Но когда обычному подростку предлагают сделать выбор между “А” или “Б”, а третьего не дано, это фактически принудительное решение.

Есть и другая, более серьезная проблема — многие подростки вообще ничего не хотят.

Сегодня подростки делятся на две категории. Первые — непоседы, которых интересует абсолютно все. Они занимаются спортом, художественным направлением, техническим. Может быть, их хватает ненадолго, но они все хотят попробовать. И хорошо, если взрослые поддерживают эти идеи. Вторая категория ребят — их, к сожалению, намного больше — не могут ответить ничего вразумительного на вопрос, чем же они хотят заниматься. Они ждут, что решение примут родители, и прекрасно понимают, что их всегда подстрахуют. Ребенок обеспечен, есть возможности для отдыха, но нет главного — желания выбирать направление обучения.

Почему так происходит?

За последние 20 лет в системе образования было допущено много ошибок. В частности, ребят лишили возможности делать что-то своими руками — дежурство в классе, субботники и т. д. Считается, что это унижает человеческое достоинство. И школьных опытных ферм сегодня практически нет. Да, есть исследовательские проекты, дети научились делать презентации, но этого мало. В результате мы формируем у молодежи потребительские настроения, привычку перекладывать ответственность на других, а потом разводим руками. В семье растет Емеля, который ничего не хочет, обязанностей по дому у него нет. Но при этом знает, что всегда будет сыт, одет, обут и получит доступ к развлечениям.

И что делать родителям таких детей, как помочь им с выбором профессии?

Дети не сами так себя формировали — это недоработка взрослых. Можно вспомнить классический пример. Молодые родители пришли к известному психологу Льву Семеновичу Выготскому и спросили, как им воспитывать ребенка. Узнав, что малышу исполнилось девять месяцев, он ответил: “Вы опоздали ровно на девять месяцев”. Родители детей, которые ничего не хотят, тоже опоздали — слишком мягкую подушку безопасности подготовили для своего чада. Думаю, что сегодня необходимо вести профориентационную работу не только с детьми, но и со взрослыми. Когда на дне открытых дверей я провожу профориентационные занятия, часто вижу одну и ту же картину — дети сидят как уставшие старички и ждут, когда все закончится, в то время как их родители увлеченно участвуют в играх, решают кейсы. Взрослые потом подходят и сожалеют, что в свое время не занимались чем-то подобным со своим ребенком.

Родителей надо учить разговаривать с детьми о профессиях. Я обычно начинаю профориентационную работу с методики “Моя профессиональная родословная” — предлагаю подросткам назвать профессию мамы, папы, других родственников. Многие сразу начинают звонить родителям: “А ты у меня кто по профессии?” Также университеты открывают курсы именно для родителей, где затрагивают вопросы профессиональной ориентации ребенка. Чтобы дети задумались о своем будущем, их необходимо мягко подталкивать, информировать, давать попробовать, отправлять на профориентационные программы в летние детские центры. Должна быть мощная мотивационная работа.

Раньше молодые люди шли по стопам родителей или хватались за любую работу. Когда появилась потребность в профориентации?

У профориентации долгая история и сложная судьба. Периодически интерес к ней то взлетает, то падает, к тому же не стоит забывать про идеологический прессинг. Когда в конце XIX века психология стала самостоятельной наукой, многие психологические методики обкатывались на производстве. В числе первых “профориентологов” можно назвать инженера Фредерика Тейлора, который поднял вопрос о том, что человек не может хорошо работать, если у него нет мотивации и элементарного представления о своей деятельности. Еще одно имя — Гуго Мюнстерберг, один из основоположников психотехники, автор первых работ по определению профпригодности. Его идеи активно внедряли в России в 1920-е годы, когда открывали Центральный институт труда. В частности, использовали знания психологии и психофизиологии в подготовке работников.

Золотое время профориентации — конец 1960-х—1970-х годов, в школах открывали специальные профориентационные кабинеты. А сейчас иногда можно услышать саркастическое: “Ну что вы, кому нужна эта профориентация? Это устаревшее направление, мы ведь живем в ХХI веке”. Но ученые думают иначе. В прошлом году на международной конференции мы обсуждали текущую ситуацию в нашей сфере, и зарубежные коллеги отметили, что профориентация — часть кад­ровой политики государства. Я с этим полностью согласна.

Что понимают под профориентацией сегодня?

Речь идет об изучении индивидуальных особенностей и способностей человека, возможности использовать их в практической деятельности. Мы говорим про профессиональное самоопределение человека и как итоговый результат — сформированное профессиональное самосознание личности. Раньше все это подменяли лозунгами — “Всем классом идем на завод” или “Всем курсом едем на БАМ”. Сейчас на первый план выходит тема одаренности, талантливости, уникальности человека. Очень важно понимать свою траекторию развития, не только вертикальную, но и горизонтальную, какие есть альтернативы. Рынок труда быстро меняется, и задача профориентации — раскрыть все возможности той или иной профессии в разных регионах.

Откуда берутся эти консультанты по профориентации?

Специалистов-профконсультантов как самостоятельных профессионалов нигде и никто не готовит, обычно эту миссию выполняют практические психологи. Но психолог не может работать один — нужен тесный альянс с работодателями, вузами, службами занятости. Консультант по профориентации должен обладать глубокими знаниями в области психологии труда, профессиографии и психодиагностике, экономике и юриспруденции. Он также должен понимать и принимать родителей и самого ребенка, открывать скрытые таланты. Это уникальный и разносторонний профессионал.

Многие родители считают, что проф­ориентацией в первую очередь должна заниматься школа.

Школы сегодня предлагают единичные мероприятия: экскурсии в компании, университеты. Но, к сожалению, они больше думают о баллах и показателях, ведь от этого зависит зарплата педагогов и престиж школы. Учебные заведения забыли, что должны давать не только знания — надо также учить их применять на практике. Школа, прежде всего, должна учить мыслить, так в свое время говорил выдающийся российский педагог и психолог Василий Васильевич Давыдов. А существующая система ЕГЭ, по сути, растаптывает индивидуальность ребенка, заставляет его просто штудировать предметы, по которым нужно сдать экзамены. Из школы уходит романтизм — все сосредоточены на репетиторстве, дополнительных занятиях и факультативах. Ребенок стремится побеждать на олимпиадах, чтобы повысить шансы поступить в вуз.

В каком возрасте нужно присматриваться к ребенку, чтобы отслеживать его интересы и способности?

На одной из конференций я сказала, что с первых дней жизни ребенка с ним рядом должны быть родители, медики, а также консультанты по проф­ориентации. Зал разразился хохотом. Но когда эмоции улеглись, мы пришли к выводу, что в этом есть рациональное зерно. Вхождение в мир профессии происходит постепенно. Я часто на консультации спрашиваю родителей: “Расскажите, как себя вел ребенок, играя в песочнице”. Они делают квадратные глаза: “А для чего это нужно?” Наблюдая за игрой в песочнице, уже можно многое сказать о склонностях ребенка. Один планирует строительство песочных дорог, организовывает всех, но сам не строит, другой конструирует машинки, которые могут пройти в тоннеле. То есть в 5—6 лет видны зачатки интереса к той или иной сфере. Надо наблюдать дальше, присматриваться и не ограничивать пробы своего ребенка.

Дошкольник обычно знакомится с профессиями, которые его окружают, — воспитатель, повар, шофер, грумер. Дети быстро меняют свои пристрастия — сегодня он хочет стать пожарным, завтра доктором. Позже в школе он узнает о профессионалах, изменивших ход истории.

Полезны ли для профориентации детей проекты вроде “Кидзании”, “Кидбурга” и им подобных?

Знаете, самое главное в этих проектах — шоу. Дети смеются, кричат “вау” — прекрасное мероприятие для дошкольников и младших школьников. Но для старшеклассников этого уже недостаточно, им нужен серьезный разговор. Они должны видеть профессии не только в романтическом свете. Та же “Кидзания” демонстрирует детям “Почту России”, но если вы зайдете в реальное отделение, заметите колоссальную разницу.

Если ребенок одаренный, как родителям понять, что его способности выше среднего?

Дети, безусловно, одарены и талантливы. Но встречаются уникальные способности: особый слух, художественный талант, физические возможности. Такому ребенку все легко дается, он побеждает на олимпиадах, рано поступает в университет, защищает диссертацию — есть масса примеров. Талантливые ребята, как правило, очень самостоятельны, их трудно отвлечь от любимого дела. У меня есть студент, из него получился бы отличный журналист, не понимаю, зачем он пошел учиться на HR. Возможно, родители настояли. Но даже сейчас он проявляет себя как истинный и думающий писатель.

Как сохранить и развить талант такого ребенка?

Это неоднозначная тема — надо рассматривать каждого человека в отдельности. В России нет единой программы работы с талантливыми детьми. Открывают, например, гимназию для одаренных, но по сути это та же традиционная школа, тот же физико­математический профиль, просто собрали способных ребят и повесили другую вывеску. Иногда у одаренных детей пропадет интерес к тому, что им легко дается, и тогда взрослые произносят сакраментальную фразу: “Ты растерял свой талант”. На самом деле все сложнее — возможно, способности ребенка эксплуатировали, и не только в школе, и он просто себя израсходовал. На этой почве иногда происходят трагедии. Хорошо, когда одаренный ученик способен использовать свой талант в разных сферах.

Профессий и специальностей сегодня очень много. Как понять, что именно подходит ребенку?

Для выявления способностей и склонностей детей используют психодиагностику. Я отношусь к тестам положительно, поскольку и сама разрабатываю методики. Например, активизирующий опросник “Перекресток профессий”. Он состоит из двух частей, первый срез — информация о предметах и средствах труда, второй — необходимый уровень профессионального образования и уровень самостоятельности в труде. Очень важно, чтобы подросток и его родители понимали, что именно является предметом труда в разных профессиях, что использует профессионал, простые приспособления или компьютер. Какие существуют варианты для получения базового образования, станет ли большой трагедией, если не удастся получить высшее. В этой методике важна не столько диагностика, сколько последующий разговор со старшеклассником, возможность поразмышлять о выборе направления.

В свое время профессор Евгений Александрович Климов разработал популярный “Дифференциально-диагностический опросник” (ДДО), его используют до сих пор. Автор выделил пять сфер, чтобы человек определился, с какой из них ему наиболее комфорт­но взаимодействовать: природа, люди, знаковая система, художественный образ, техника. Это универсальная классификация, ее придерживаются многие зарубежные ученые.

С помощью тестов можно также выяснить индивидуальные характеристики: экстраверт ребенок или интроверт, уровень его мышления, воображения. Сегодня все чаще говорят о компетенциях — готовности человека проявлять то ли иное поведение, необходимое для конкретной профессии.

А как часто надо тестировать ребенка?

Профориентация — это не одномоментный процесс, когда можно выполнить какие-то тесты и успокоиться. Тестирование лучше проводить с определенной периодичностью. Во-первых, стоит иметь в виду, что на результат диагностики может влиять время ее проведения, место и даже самочувствие подростка. Скажем, в солнечный весенний день в приподнятом настроении он может отшутиться в своих ответах, а дождливой осенью показать другие результаты. Возможно, летом у него произошли интересные события, которые изменили его представления. Во-вторых, важно сформировать профессиональное портфолио. Например, в шестом классе ребенку нравилась история, потому что попался хороший преподаватель. Потом интерес усилился, в том числе к археологии и т. д. Точно так же недостаточно провести экскурсию в одну компанию и поставить галочку. Детям нужно давать исчерпывающую информацию — как добывают нефть, выращивают кабачки, лечат людей, разрабатывают проекты городов.

Получается, выбор профессии во многом зависит от того, что ребенку вовремя показали что-то интересное?

На выбор может повлиять судьбоносная встреча с увлеченным человеком или даже экскурсия. Я знаю много подобных случаев. Например, подросток отдыхал с родителями на курорте, побывал на винодельческом заводе и понял, что ему было бы интересно заниматься выращиванием винограда. Его родители, физики-атомщики, были в шоке — они хотели отдать его в физико­-математический лицей. Но ребенок в итоге отказался от физики и поступил в Химико-технологический университет им. Менделеева. Не знаю, как бы сложилась его судьба, если бы он не попал на эту экскурсию. Возможно, стал бы физиком, а со временем сменил профессию, потратив лишние годы на обучение. Хорошо, что сегодня нет ограничений для поступления в вузы (раньше принимали до 35 лет), можно учиться до глубокой старости.

Еще один пример из Башкортостана, где я часто бываю. Там есть центр коневодства, куда приходят дети. Они не только стали хорошими наездниками, некоторые из них решили в будущем заниматься иппотерапией (метод реабилитации с помощью лошадей и верховой езды. — “HBR Россия”).

Вузы нередко заманивают абитуриентов, представляют свои специальности в розовом свете. Как ребенку выяснить реальную картину?

Консультация профориентолога как раз помогает снять розовые очки. Когда проведен анализ своих сильных и слабых сторон, слова яркого оратора можно сопоставить с личными возможностями. Как-то раз в одном классе я наблюдала за выступлением ректора вуза, профессионала из категории суперувлеченных — она любит промышленной дизайн и способна зажечь любого. Тут же из подручных средств соорудила форму для манекена, показала, какие красивые витрины оформляют выпускники вуза. Все были под впечатлением, пригласительные на день открытых дверей расхватали даже мальчишки. Мне было интересно, сколько же из них реально придут. В итоге из 27 человек пришли только двое, остальные реально взвесили свои силы. Оказалось, в вузе серьезные предметы — математика, геометрия и даже ботаника, потому что есть полевая практика (знакомство с цветом, формами, сбор гербария). То есть одно дело — послушать яркого спикера, другое — выяснить реальную информацию о процессе обучения и трудоустройстве. Кстати, те двое мальчишек действительно поступили в этот вуз.

Рынок труда меняется стремительно — старые профессии умирают, появляются новые. Как не ошибиться с выбором и не оказаться через несколько лет без работы?

Здесь очень важно размышлять с ребятами, какие у них есть компетенции, где их можно применить и куда пойти еще, если первый вариант не сработает. Многие родители трудятся не по специальности, которая указана в дипломе, но стали достойными профессионалами, поэтому стоит вместе с детьми создавать карту альтернативных вариантов. Человек с одним набором компетенций может, например, и компьютерную технику настраивать, и заниматься техническим оснащением театральных спектаклей.

Родители, особенно представители творческих профессий, часто отговаривают детей идти по их стопам. Насколько их позиция оправданна?

Родители хотят, чтобы их ребенок был счастлив. Истинный профессионал обычно ратует за свою специальность, готов ее продвигать. Многие взрослые действительно помогают ребенку знаниями о своей профессии, становятся его наставниками, и он вполне успешно развивается в том же направлении. Но не все родители готовы, чтобы подросток испытал трудности, с которыми они сами когда-то столкнулись. В любом случае старшему поколению важно понимать, что у детей должен быть собственный выбор и этот путь они должны пройти самостоятельно.

Беседовала Юлия Фуколова, старший редактор журнала “Harvard Business Review Россия”.