Украинская армия имеет только один путь — Валентин Бадрак

Апостроф, 25 сентября 2020. Опубликовано 07:20 26 сентября 2020 года О развитии украинской армии и ее возможности дать отпор России.

В Украине подходят к концу полномасштабные военные учения “Объединенные усилия-2020”, в которых принимают участие подразделения ВСУ, силовых структур Украины, а также стран-членов НАТО. В частности отрабатывались мероприятия, как противостоять российской агрессии.

О состоянии дел в украинской армии, о ключевых проблемах и достижениях в Вооруженных силах за последние годы, о вооружении украинской армии и переходе ВСУ на контрактную армию в эфире Апостроф Live рассказал директор Центра исследований армии, конверсии и разоружения ВАЛЕНТИН БАДРАК.

- Когда Зеленский заходил на пост президента, были опасения, что все развалится в армии. Что и как изменилось за последний год?

— Стоит признать, что армия продолжает крепчать. Она становится более мощной, более вышколенной. Обучение “Объединенные усилия-2020” продемонстрировали достаточно высокий уровень подготовки и готовности.

В учениях очень важна подготовка морального духа, психологическая готовность к войне. Это главный принцип любых учений.

Помните 2014 год, когда самой большой проблемой был украинский пацифизм? Сейчас он преодолен, армия готова к любым действиям.

- В чем главное отличие от тех учений, которые были раньше?

— У нас был и есть план применения вооруженных сил, реагирования на агрессию. Только сейчас у нас появляется концепция комплексной обороны — это очень важно.

11 сентября президент Зеленский принял Стратегию национальной безопасности. Это главный документ, от которого отталкиваются все остальные документы.

- Чего не могло бы быть без этого документа?

— Без этого документа не могло быть военной доктрины, которая сейчас готовится. Она называется “Стратегия военной безопасности”. Мне кажется, что она вот-вот появится. Уже в мае ее основу представило военное ведомство. Там заложено, что впервые в Украине будет применен принцип комплексной обороны. Это не только силы обороны не только армия, Нацгвардия и полиция. Это и гражданское общество, различные общественные организации, движения и, прежде всего, территориальная оборона.

Территориальная оборона является одним из принципов формирования асимметричного потенциала.

С чего мы исходим: в поле с Россией мы сойтись не можем и это понятно. Но нам на самом деле не нужно побеждать Россию в поле.

- Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду армию. Курская дуга, например.

- Сейчас такое вообще может быть?

— Думаю, что нет. Сегодня уже настолько изменилась концепция применения военных сил и средств, что все идет к применению небольших автономных подразделений. Они имеют высокий уровень автономности, высокую способность поражения, высокую компетентность на поле боя (связь, управление). Безусловно, при поддержке крупных сил поражения: авиации, ракетного вооружения.

Так вот, в Украине как раз формируется эта система асимметричного противодействия агрессору. Она заключается в том, чтобы Генеральный штаб Российской Федерации понял эти месседжи и отказался от планов агрессии. Чтобы он понял, что это не их путь.

Кстати, очень удобный акцент на учениях сделан на антитеррористические действия, потому что подрывная война — это часть гибридной войны России против нас. Мы знаем подрывы наших выдающихся военных — представителя военной разведки Шаповала и многих других. Все это будет и на все это должно быть противодействие.

- Сейчас такое вообще может быть?

— Думаю, что нет. Сегодня уже настолько изменилась концепция применения военных сил и средств, что все идет к применению небольших автономных подразделений. Они имеют высокий уровень автономности, высокую способность поражения, высокую компетентность на поле боя (связь, управление). Безусловно, при поддержке крупных сил поражения: авиации, ракетного вооружения.

Так вот, в Украине как раз формируется эта система асимметричного противодействия агрессору. Она заключается в том, чтобы Генеральный штаб Российской Федерации понял эти месседжи и отказался от планов агрессии. Чтобы он понял, что это не их путь.

Кстати, очень удобный акцент на учениях сделан на антитеррористические действия, потому что подрывная война — это часть гибридной войны России против нас. Мы знаем подрывы наших выдающихся военных — представителя военной разведки Шаповала и многих других. Все это будет и на все это должно быть противодействие.

- Вы говорите о территориальной обороне — это знак равенства милитаризации и общества или есть нюансы?

— На самом деле, есть нюансы. Это не параллельные вооруженные силы, это фактически привлечение психологически готовой милитаризованной части общества к тому, чтобы она готовилась к вооруженному отпору.

- Это как в Швейцарии, где у каждого под кроватью М-16?

— Фактически да, но знаете, опыт Швейцарии я бы не приводил, потому что она очень давно не воевала. Это они сейчас должны учиться у нас.

- Чей опыт нам бы не помешал?

— Опыт Израиля. Но хочу подчеркнуть, что Израиль имеет не такую уж и большую армию — 186 тысяч человек. Компенсация идет за счет высоких технологий.

- Что же относится к асимметричному арсеналу противодействия?

— Это собственно армия — не призовники, а профессиональное ядро — которая имеет в своем составе высокие технологии. Например, ракетные технологии, ракетный щит сдерживания. Различные современные системы, например, ударные беспилотники, подразделения боевых роботов. Это уже не какая-то фантастика: около 5-6 частных украинских компаний создают боевых роботов. Некоторые используются вооруженными силами.

- Что сейчас делают боевые роботы? Потому многие уже представили терминаторов.

— Они осуществляют разведку, имеют боевые модули. Мы за то, чтобы на фронте гибли не солдаты. Кстати, на учениях Rapid Trident, которые проходили во Львовской области, демонстрировали робота, который разминировал местность. Это элементы.

Мы говорим уже об ударных системах, когда в Украине есть управляемое ударное оружие, разработанное Государственным конструкторским бюро “Луч” в Киеве. Если эти ракеты поставлять на платформы, созданные частными компаниями, то мы получим подразделение боевых роботов. Один боевой робот, который может поражать танки, бронетранспортеры, будет стоить 3-5 млн гривен. Один бронетранспортер стоит 29,3 млн гривен. Можно посчитать, сколько за счет одного нового бронетранспортера можно поставить в армию боевых роботов. Это обеспечит сохранение жизней.

- Почему этого еще не делают?

— На это есть много причин. В Генштабе для этого надо создать определенное подразделение. Это управление будущего, надо двигаться вперед и делать какие-то вещи.

- Насколько наша армия сейчас отстает от развитых армий мира?

— Если брать американскую армию, то наша отстает лет на 30. Если брать российскую — то на 10. Но здесь есть один нюанс: у нас ракета “Нептун” была разработана и создана за считанные годы. Фактически за два с половиной — три года.

— Если брать американскую армию, то наша отстает лет на 30. Если брать российскую — то на 10. Но здесь есть один нюанс: у нас ракета “Нептун” была разработана и создана за считанные годы. Фактически за два с половиной — три года.

- Что это значит?

— Раньше цикл создания вооружений был семь лет, а иногда и десять. Украинская нация является очень умной. Она готова взять на себя эти вызовы и сделать гиперпрыжок за счет новых технологий. Украинцы работают в лучших и самых современных ИТ-компаниях мира и прекрасно там себя рекомендуют.

- “Нептун” — это сугубо наша ракета или с привлечением определенных технологий?

— Сугубо наша. Ракетный щит сдерживания для нас очень важен тем, что, в отличие от самолетов, ракетную технику Украина может создавать самостоятельно без каких-либо партнеров. Ракеты могут быть ключевым элементом украинской системы асимметричного противодействия. Безусловно, вместе с территориальной обороной, вместе с вышколенной контрразведкой, в которую должна преобразиться СБУ после соответствующего закона.

Я намекаю на то, что у нас еще не сделано. Принятие закона о территориальной обороне секретарь СНБО Данилов обещал до конца года. Мы хотели бы, чтобы его приняли, потому что без него мы не можем идти дальше. Необходимо внести поправки в Закон о силах специальный операций, чтобы они могли использоваться за пределами Украины. Это очень важно.

- Наши международные партнеры не напрягутся?

— Пусть напрягаются, это наша безопасность. Мы их, кстати, защищаем. Я за то, чтобы мы перешли тот рубеж и сказали: Украине также нужны частные военные компании.

- У нас сейчас их нет или их нет официально?

— Сейчас у нас есть одна такая компания — “Омега Консалтинг”. Они работают исключительно за пределами Украины: в африканских странах и тому подобное. У нас законодательство не позволяет этого делать, тогда как ЧВК “Вагнера” работает в Центральноафриканской республике, в Беларуси, Украине, Крыму и где угодно. Россия таким образом решает свои очень важные национальные интересы. Мы этого почему-то не делаем, нам надо быть более смелыми.

Кстати, стратегия нацбезопасности была первым шагом украинского мужества со стороны властей. Там жестко прописано, что Россия является врагом, мы идем в НАТО и нам нужен план действий по членству в НАТО, мы стремимся осуществить оборонительную реформу. Также там очень четко указано, что мы должны сделать из СБУ контрразведывательную структуру.

- Насколько мы сейчас близки к членству в НАТО?

— Сейчас пока не близки.

- Когда приблизимся и почему?

— Мы будем ближе, когда сможем доказать западному миру, что Россия не способна осуществлять дальнейшую агрессию против нас. Это значит, что российский Генштаб посчитает, что в случае продолжения агрессии они потеряют более 60-70 тысяч военных. Если они потеряют такое количество людей, то они откажутся, потому что это станет взрывоопасным для самой России изнутри.

— Учения “Кавказ-2020” были как раз той опасной чертой, о которой где-то в мае-июне все говорили. Об этом говорила американская, украинская и вообще западная экспертная среда. Путин нам угрожал своими новинками. Он говорил, что ядерное оружие может применяться не только против ядерных держав. Далее следует его статья в National Interests, где он четко потребовал переговоров на равных и сказал о возможности глобальной войны. В этот период он на каком-то канале запугивал все постсоветские страны.

Он говорил: с чем страны пришли, пусть с тем и уходят, а если нет — то “дадим перца”. Эти вещи были очень опасными, и мы тогда действительно ожидали, что “Кавказ-2020” может быть очень опасным. Ситуацию значительно изменил политический кризис в Беларуси. Безусловно, все внимание России ушло туда.

Мы видим, что “Кавказ-2020” — это отработка агрессивных и наступательных действий. Это признали российские обозреватели и эксперты. Признали, что это принцип наступательных действий — завладение преимуществами в воздухе, поражение на дальние расстояния, осуществление различных штурмовых операций. Это очень опасно для Украины.

- Насколько мы в этом смысле и в техническом, в частности, отстаем от российской армии?

— Мы отстаем и очень сильно. Если взять даже наш самый уязвимый участок — морское побережье, то что мы имеем? Есть намерения западных государств обеспечить нас катерным флотом, в частности ударным с ракетными системами. На это и Великобритания готова предоставить кредит, и американцы.

- Что могут решить катера?

— Много что. Они могут решить вопросы поражения этих кораблей и маневрирования на высоких скоростях. Там предусмотрена скорость более 50 узлов. Современные катера, которые имеют пусковые установки и ракеты дальностью 180 км — это мощное оружие. Это оружие, которое может быть нам предоставлено в кратчайшие сроки. Мы можем его очень быстро получить, купить, сделать локализацию производства.

Я не говорю, что не нужно большие корабли строить, что надо отказаться от них. Я говорю о сегодняшнем-завтрашнем дне. То есть в 2021-2022 годах у нас могут быть уже первые столь серьезные вещи. В 2021 году мы можем иметь первый дивизион ракетных комплексов “Нептун”, а это возможность поражать корабли. Условно говоря, это 80 украинских пусков, которым надо противопоставить не менее 200 пусков только со стороны Черноморского флота без учета авиации.

- Такие акции определяют безопасность нашей акватории?

— Я думаю, что они не столько определяют безопасность, сколько являются мощным психологическим сигналом поддержки. Это очень важная ситуация, потому что Российская Федерация в прямой конфликт с США и НАТО пойти не способна. Даже тот инцидент, который был несколько лет назад в Турции, доказал, что Россия, несмотря на высокий уровень авантюризма самого Путина и желания демонстрировать реальные действия, отступает, когда есть настоящая опасность.

- Тем не менее, они и дальше провоцируют.

— Они понимают, что не будет прямого конфликта, даже если будет столкновения двух каких-то самолетов или поражение одного самолета. Ничего этого как не было, так и не будет. Мы помним еще дело шестидесятых годов, когда впервые советский ЗРК сбил американский самолет-разведчик. Ничего все же не было. Так же и сейчас — ничего не будет.

Но что это значит? Запад постепенно начинает признавать, что Украина способна быть вооруженной витриной мира. Это очень важно, потому что если Украина будет демонстрировать более высокий уровень жизни людей, свободы и способность защищать себя, то нам может быть отведена та роль, которая когда-то принадлежала Польше. После распада советской системы американцы очень серьезно инвестировали в Польшу и продолжают делать это. Мы можем стать второй Польшей, тем форпостом.

- Что нам для этого нужно сделать?

— Нам нужна последовательность в том, чтобы двигаться на запад. Вот пример нашей робости: мы определяем закон о СБУ, чтобы сделать из СБУ контрразведывательный орган. Почему до сих пор это не сделано, почему до сих пор территориальная оборона не оформлена законодательно? Потому что есть определенные нюансы, связанные с вопросом удержания власти и собственными амбициями конкретных людей. От всего этого нам западные партнеры предлагают избавляться.

Но и им также это присуще. Если мы будем анализировать личность Трампа, мы увидим, что там очень много непоследовательности, противоречий и сомнительных решений. Но одно дело когда это делает мощное государство, а другое — государство, которое является зависимым. Зависимым от различных западных вещей, в частности технологий, поддержки и так далее.

Но сегодня, если оценивать ситуацию 2020 года и, например, 2014-2016 — она кардинально изменилась.
Обратите внимание, на учениях, о которых мы говорим сегодня, отрабатывались стрельбы американских “Джавелинов”. В них также участвовали турецкие беспилотные ударные комплексы “Байрактар”, которые будут производиться в Украине в рамках работы совместного предприятия. А мы для Турции поставляем двигатели для более мощного ударного беспилотника.

- На каких участках мы уже сейчас можем давать достойный отпор внешней агрессии? И за счет чего?

— Мы можем давать отпор на всех участках. Для этого нужны быстрые решения Верховного главнокомандующего и Главнокомандующего Вооруженными силами. По сравнению с 2014 годом есть потенциал. Мы должны то оружие, которое у нас уже разработано, сделать серийным, чтобы оно поражало. Мы должны на опережение взять новые технологии: делать собственные ударные беспилотники, ударных роботов. Мы должны привести в порядок автоматизацию вооруженных сил, чтобы не голосом давать команды, а чтобы все было автоматизировано. Эти вещи очень важны.

Я настойчиво говорю о Службе безопасности, о территориальной обороне, потому что это элементы системы противодействия. Без их подготовки будет очень сложно это сделать. В конце концов, главным является моральный и психологический дух, который чрезвычайно вырос и очень отличается от российского.

- Много еще советского вооружения на балансе украинской армии?

— Если считать различные модернизации уже новейшим вооружением, то это будет где-то около 80%. Если считать всю советскую платформу, то это около 90%. Акцент сейчас делается на вооружении, которого во времена СССР в Украине не было. Это то, что создано в Украине: ракетная школа, школа легкой бронетехники. Сейчас на наших глазах создается школа беспилотных систем. Мы делаем эти шаги быстрее, чем делали другие страны. Мы используем эти знания и технологии на проработку.

В принципе у нас есть возможности сделать себя еще более сильными и защищенными. Это при том, что Украина всегда была страной, которая производила не конечные образцы вооружений, а на 90% комплектующие. У нас мощные авиационные двигатели, мощные газовые турбины для кораблей.

- Насколько котируется украинское оружие на мировом рынке?

— Мне кажется, что определенными рынками мы вообще завладели. Это Юго-Восточная Азия и такие страны как Малайзия, Индонезия, Пакистан, Китай. На фоне технологической истощенности России от санкций, хотя они этого не признают, некоторые традиционные партнеры переходят к Украине. Это такие страны, как, например, Индия.

Буквально недавно Украина заключила контракт на ремонт и модернизацию российских самолетов Ил-78, заправщиков в Пакистане. Это чрезвычайный показатель: Украина завоевывает у России контракты по их вооружением. Такие случаи были и в ОАЭ, и в Казахстане.

- Вы говорите о том, что наша армия развивается достаточно быстрыми темпами. Если мы сохраним этот темп, через какое время мы догоним лучшие армии Европы?

— Я бы сказал не о темпах, а о качестве. Темпами мы уже ничего не докажем. К сожалению, генералы не хотят этого признавать, но мы не можем себе позволить содержать армию на 300 тысяч человек. Нам и 250 тысяч не надо. Численность сейчас не определяет ничего. Мы должны от численности перейти к качеству и сделать главный акцент на новейшие технологии. Должно быть решение — сделать профессиональную армию. Не может быть выборочного призыва, даже если он уменьшился.

- Мы материально можем себе позволить профессиональную армию?

— Мы должны выйти на это. У нас уже есть профессиональное ядро. Но когда мы скажем, что в Украине профессиональная армия? Когда прекращается отток кадров, когда человек два-три года послужил и не уходит, когда человек не идет в армию, как работник, так как на передовой достаточно большое денежное вознаграждение, а идет служить на пять — семь лет. И когда 50% военнослужащих отслужит более трех лет — вот это профессиональная армия.

- Почему тогда европейские страны возвращаются к призывам?

— В европейских странах несколько иные принципы жизни и немного другие принципы поощрения. У нас система территориальной обороны могла бы быть резервуаром для пополнения контрактников. Там бы люди проходили первые элементы, и им бы эта служба засчитывалась. При этом, они бы для себя понимали, являются ли они психологически милитаризованными. Или они идут дальше в армию, или просто возвращаются в гражданское общество и там работают. Это очень важный элемент, потому что сейчас существует много демотивации.

Возьмите хотя бы отчет бывшего военного прокурора Матиоса о небоевых потерях. По его данным, небоевые потери превышают потери на поле боя, когда люди пьют или совершают самоубийство. В 2019 году за один месяц было одиннадцать самоубийств и одиннадцать человек погибли на войне.

- В профессиональной армии такого нет?

— Безусловно, все бывает, но не в таких масштабах. Там совсем другая мотивация. Наша вера оптимистична, а опыт пессимистичен. Но потенциал у нас очень большой. Мы должны это осознать и сделать профессиональное мощное войско, которое не позволит России нас атаковать.

Екатерина ЧЕРНОВОЛ, Адриан РАДЧЕНКО