Фантомные боли истории: как согласиться на несогласие
Апостроф, 20 июля 2019. Опубликовано 07:18 22 июля 2019 года Как преодолеть конфликты в исторической памяти?
В очередном выпуске еженедельной рубрики на “Апострофе”, писатель Любко Дереш размышляет над темой национальной памяти, которую можно исцелить от травм прошлого с помощью политики прощения.
Травматические конфликты прошлого способны тлеть в памяти нации десятилетиями. Политики же, умело мобилизуя их, умеют придавать этой памяти нужную направленность. Историческая память — не строгая функция. Она не воспроизводит события, а лишь всякий раз по-новому складывает их в новые понимания.
Вопросы памяти становятся особенно актуальными в судьбоносные периоды страны. Многие люди сравнивают сегодняшнюю ситуацию в Украине со сложным периодом Украинской революции 1917-1921 годов: периодом перемен: УНР — Украинского государства — Директории. Но как нынешние события, так и события прошлого, различные сообщества сегодня толкуют по-разному.
Дебютный роман историка и политолога Ольги Михайловой “Просмотр. Попытка исторического моделирования” поднимает вопрос о возможности изменения точки зрения на травмирующие страницы нашего прошлого, а следовательно — изменения отношения к нашему настоящему. Сюжет книги строится вокруг съемок сериала по мотивам известных исторических событий 1918 года, центральными персонажами которых выступают полковник Коновалец и гетман Скоропадский. Актеры, постепенно входя в роль, все глубже начинают понимать психологию, мотивы и задачи своих персонажей в украинской истории, пока наконец, пытаясь поменять настоящее, не решаются переиграть прошлое. Коллизия романа тесно связана с еще одной исторической фигурой — Симоном Петлюрой. Исторический тандем антагонистов “Петлюра-Скоропадский”, отраженный в романе, обозначает также важный конфликт альтернатив в нашем настоящем.
Если бы у нас был шанс переиграть 1918-й, кого бы мы выбрали — образованного и компетентного, но с русским культурным фоном Скоропадского или темпераментного, харизматичного, но не способного на сложную государствообразующую логику Петлюру? И тот, и другой любят Украину, желают ей добра, однако — по-разному. При желании, и одного, и другого персонажа можно выставить в удобном или, наоборот, провальном свете. Вокруг толкования роли этих фигур формируется одно из важных различий в памяти украинского сознания — зажигательный национализм без основательной программы vs компетентный государственник, но с рискованными политическими альянсами. Сторонники Петлюры и Скоропадского (даже не зная точно своих идеологических предков) и сегодня, воссоздавая ту же самую матрицу решений и компромиссов, по-разному голосуют и доверяют разным кандидатам, хотя ни тем, ни другим невозможно отказать в патриотизме.
Логика подсказывает нам, что должен быть только один патриотизм. Только один герой. Только один вектор. Но реальность сложнее. Если мы не хотим нового раскола Украины, мы сегодня не можем выбросить “за борт” ни ту, ни другую группу — ни националистов-петлюровцев, ни прогрессистов-скоропадовцев. Мы должны создать такие условия в государстве, в которых обе группы могли бы мирно сосуществовать, пусть и не доходя до совместного плана действий.
Конфликты памяти — страшнее Чернобыля, ведь они могут тлеть веками. Один из возможных способов их устранения — это установление над ними саркофага забвения и молчания. Например, после Второй мировой войны страны Европы попытались “забыть” межнациональные конфликты ради послевоенного примирения. Как следствие, немало тогдашних деятелей решили воспользоваться таким умолчанием для затирания собственных злодеяний: уничтожались архивы и свидетели, доказательства военных преступлений и т. д. Поэтому на смену политике забвения европейские страны взяли курс на политику прощения. Стало понятно, что выработать единое видение истории, которое бы устраивало всех, невозможно. Следовательно, встал вопрос о том, как мирно сосуществовать, сохраняя свою историческую правду. Каким образом можно реализовать такую модель?
В целом, главной идеей политики примирения являются действия, противоположные замалчиванию и забвению — существующие конфликты следует озвучивать и проговаривать в рамках публичной дискуссии, заключая из многих разногласий нечто вроде общей “гиперистории”, построенной вокруг протокола исторических разногласий. Некоторые страны решились сделать еще больший шаг навстречу друг другу и буквально совместить противоположные видения. Так, “заядлые друзья” Германия и Франция в 2006 году решили создать совместный учебник по истории, в котором пытались выложить не локализовано, а некоторое целостное, наднациональное видение единой истории двух стран. “У вас всегда есть как минимум два взгляда на ситуацию, и это позволяет ученику выработать собственную позицию, собственный взгляд на историю”, — отмечает один из издателей учебника.
В английском языке существует устойчивое выражение — agree to disagree, “согласиться на несогласие”. Политика прощения — это согласие на несогласие: возможность быть собой, позволяя другому оставаться при своем мнении.
Еще один важный момент политики прощения — это отказ от оценки сложных исторических событий на основе универсальных юридических норм. Понимание контекста очень важно для примирения и прощения.
Так, при детальном изучении обстоятельств можно понять, что опальная “Грамота о Федерации Украины с Россией” Скоропадского, за которую его до сих пор подвергают “анафеме”, была попыткой найти союзников в борьбе с большевиками. Вместе с тем, Петлюра, ярый критик Скоропадского, придя к власти, сам во многом повторял те же шаги, которые делал его предшественник.
Вместо вытеснения одного из вариантов истории, нам стоит оставить оба. Однако, с психологической точки зрения, это невозможно.
Только тогда, когда существует более высокая, более сложная идентичность — не просто украинца-петлюровца или украинца-скоропадовца, а, скажем, украинца-европейца — может произойти психологическая интеграция конфликта. Появление новой, более охватывающей идентичности — цель и средство политики прощения. Для такой идентичности сложное прошлое страны — не бремя и не отрицание ее сущности, а, наоборот, богатство.
Культурный критик Анатолий Ульянов в своей статье “Политика памяти” пишет: “Сколько бы памятников Ленину мы не выкорчевали, и сколько бы проспектов Шухевича мы не переименовали, и Ленин, и Шухевич — это мы. Не сплошь наше, не все о нас, но мы. НАВСЕГДА. С ГУЛАГом и СС “Галичина” — мы. Осознание и принятие этого неоднозначного “мы” — первый шаг на пути выхода из прошлого”.
Среди способов публичного обсуждения исторических конфликтов одним из наиболее действенных средств понимания остается искусство.
Словенский литератор Алеш Штегер, чей роман “Прощение” недавно был переведен на украинский, считает: прощение парадоксально, ведь оно заставляет человека с одной стороны, свысока относиться к объективным фактам, а с другой — побуждает подняться над действительностью. По мнению писателя, парадоксы прощения, хоть трудно решаются политическими методами, но являются очень плодотворными для искусства. Его книга, вдохновленная темой войны в собственной стране, пытается преодолеть конфликт в общественном сознании с помощью иронии и абсурда. Реалистичное воспроизведение истории не может изменить того, что уже произошло. Однако художественное произведение способно пробудить в читателях катарсис, а затем помочь ему превзойти собственное понимание, подняться над ситуацией.
В этом смысле книга Ольги Михайловой “Просмотр” — удачный способ примирить исторический конфликт Скоропадского и Петлюры, рассказав о нем в формате художественного произведения. Попытка переиграть прошлое, к которой прибегают ее главные герои, дарит читателю другой тип целостности — не исторической, а эстетической и она способна залечивать раны не хуже, чем историческая справедливость.
Культурный дискурс, возможно, больше, чем любые другие средства, способен приблизить нас к прощению — не потому, что манипулирует фактами и искажает нашу историческую оптику, а потому, что ставит читателя на место Творца и позволяет нам почувствовать, что акт Творения истории, какими бы не были трагическими внешние события, возможен лишь потому, что внутренне в нем нет никакого зла, а есть только всеобъемлющая любовь. Именно художественное произведение, не стирая границы непримиримости, позволяет воспринять и Скоропадского, и Петлюру, и любых других исторических деятелей как трагических героев, заложников времени и обстоятельств — и, сопереживая им, простить их всех.
Любко ДЕРЕШ, писатель
