Казнь Вороненкова. Кремль уже сделал анонс убийства его вдовы
Деловая столица, 24 марта 2017. Опубликовано 09:35 25 марта 2017 года Чекисты — это тупиковая ветвь, заблудившаяся по дороге от узконосых обезьян к Homo. Они неукоснительно следуют шаблону, и это выдает их с головой.
Эволюционные психологи отмечают любопытную разницу в обучении животных — включая человекообразных — и собственно человека. Животные неукоснительно повторяют алгоритм действий, некогда приведший к успеху, отступая от него лишь в случае, когда он начинает сбоить. Это, в принципе, оправдано, учитывая жесткие требования к энергоэффективности, навязанные эволюцией. С человеком, тем не менее, иначе. Он обычно пытается улучшить даже то, что и так работает, — зачастую от скуки. Собственно, не будь этой фишки — не было бы прогресса.
Так вот, если исходить из этой разницы, то чекист — это тупиковая ветвь, заблудившаяся по дороге от узконосых обезьян к Homo. Причем длительное пребывание в Кремле вообще обращает его в подобие долгопята — и не только внешне. С одной стороны, чекисты неукоснительно следуют раз отработанному шаблону. С другой — этот шаблон оставляет небольшое пространство для импровизаций. Но слишком незначительное, чтобы оный шаблон скрыть. И убийство Дениса Вороненкова — тому подтверждение.
Глядя на это дело, трудно отделаться от тотального ощущения вторичности. Вполне очевидно, что собственно насильственное прерывание жизни беглого экс-депутата было необходимым, но недостаточным условием успеха операции. Так было бы слишком прагматично. Нужна была казнь. То есть театрализованное действо.
Кремль раз за разом отыгрывает этот спектакль еще со времен убийства Льва Троцкого. И именно эта стереотипность с потрохами выдает его даже тогда, когда, казалось бы, все концы спрятаны. Потому что патологическую тягу к символизму скрыть невозможно. Символично, что Троцкого убил коммунист-испанец, да еще родом из Барселоны (сейчас широкая общественность уже не помнит, что в мае 1937 г. в городе произошел анархистский путч — и это ускорило крах республики. Компартия обвинила в заговоре троцкистов). Символично, что в убийстве Вороненкова, эфэсбэшника и экс-депутата Госдумы, поддержавшего аннексию Крыма (как и в расстрелах Калашникова с Бузиной), есть нарочито четкий атошный след. Завербован был киллер, шантажирован или просто использован втемную, в данном случае не имеет значения. Мол, они сами порешили, благо было за что.
К слову, российские СМИ уже вовсю раскручивают именно эту точку зрения. Причем дают сразу несколько версий на выбор. И одна из них как раз о том, что Вороненков стал жертвой радикалов. Остальные, к слову, выстроены так, что, руководствуясь здравым смыслом и имея ограниченный доступ к информации, их сложно опровергать. Вот, к примеру: коль скоро Вороненков дал некие показания в делах Януковича и российской агрессии, теперь “киевские власти” могут использовать их по своему усмотрению и даже видоизменять их как заблагорассудится. Выгодно? Еще бы! А вот еще замечательная версия, исключительно криминальная: мол, за ним тянулся жирный след из рейдерства, наркотиков и валютных схем, так что за старые грехи и наказали. Тем более что, по его же словам, в 2007-м на Вороненкова уже покушались в Москве. Впрочем, могли наказать и за новые — если, пользуясь высоким покровительством (да-да, “киевских властей”), он попытался влезть в некие местные схемы.
Но на мой вкус, топом этого хит-парада все же стала версия о том, что Вороненкова убили исключительно для того, чтобы обвинить в убийстве Москву. Она тем более хороша, что такой вариант развития событий еще в феврале предсказывал “военный эксперт” Александр Жилин, утверждавший, что Киев собирается сделать из Вороненкова и Максаковой “сакральную жертву”. Мол, из них намеренно лепят медиаперсон, чтобы затем их убили “специально обученные люди из СБУ. Причем показательно жестоко”.
Так вот, это было не предсказание. Это был анонс. Второй такой же анонс Жилин сделал буквально вчера — уже в отношении вдовы: “История еще не закончилась. Максакову сейчас используют в антироссийском и антипутинском пиаре, а потом отправят либо к мужу, либо она бесследно исчезнет...” Здесь вот что любопытно. Тот же Жилин предсказывал и убийство Бориса Немцова за двадцать дней до того, как оно произошло, — о чем сам и напоминает.
Поразительный дар предвидения поражает чуть менее, если покопаться в его биографии. Сведения в общем-то довольно скудны. Однако, во-первых, легко узнать, что он является руководителем Центра изучения общественных прикладных проблем (ЦИОПП): так его представляет большинство российских СМИ, берущих у него комментарии и публикующих статьи. Включая эфэсбэшный “Регнум”. Причем несмотря на то, что, согласно Госреестру юридических лиц, деятельность ЦИОПП заморожена. Тем не менее Жилин — персонаж в кремлевских медиа весьма популярный. Неоднократно доказывавший свою лояльность в качестве штатного пропагандиста. В том числе и на ТВ: еще в 2000 г. он дебютировал с проектом “Телеспецназ” на РТР, а двумя годами позже — с программой “Антидеза” на Третьем канале. В обеих программах разоблачались всевозможные заговоры и информационные атаки против России. Некоторое время его страница в “ЖЖ” пользовалась немалой популярностью, правда, впоследствии его социальный капитал скатился с 250 до 10 баллов — по всей видимости, потому, что он ушел в другие соцсети. В частности, на “Фейсбуке” у него свыше 12,5 тыс. подписчиков. То есть, согласно российскому законодательству, г-н Жилин вполне может считаться СМИ и сам по себе — даже если не принимать во внимание его востребованности в системных медиа и того факта, что по сути Жилин является предтечей Дмитрия Киселева.
Но это еще не все. Несколько моментов в его биографии позволяют предположить, что уроженец Вознесенска Николаевской области полковник ВВС запаса Жилин имеет отношение к российским спецслужбам. Во-первых, на это может указывать его образование. На отделении международной журналистики журфака МГУ случайных людей не было: по сути, там готовили к пропагандистской и разведывательной работе. Не менее проблематично попасть с улицы и на факультет “Проблемы безопасности” Российской академии управления. Еще один любопытный момент — стремительное восстановление по суду в рядах ВС после увольнения в запас за служебное несоответствие и прикрепление к “Московским новостям” в качестве военного обозревателя в 1992-м выглядит как вмешательство неких покровителей.
Так вот, Жилин много говорит о сценарии “Сакральная жертва”, подразумевая раскрутку некоего персонажа с последующим его убийством, чтобы кого-либо очернить. Однако тем самым он отводит внимание от сценария с тем же названием, но толкуемым буквально. В конце концов, ни в одной из приведенных выше версий нет ни слова о чекистском прошлом Вороненкова и Максаковой. Но общеизвестно, что в этом клубе не бывает бывших, а выход из него возможен только в одном направлении. И я не исключаю, что именно пост Жилина стал публичной черной меткой — чем-то вроде колонки на первой полосе газеты “Правда” сталинских времен.
Вороненкова убили не за то, что он слишком много знал и что-то там рассказал. Конспирологические версии о зачистке свидетелей подготовки и хода российской агрессии против Украины неизменно основываются на одном допущении — что в Кремле нервничают по поводу Гаагского трибунала. Не надейтесь. Путин и его ближайшее окружение прекрасно осознают, что судьба Милошевича и его присных им не грозит. А очередное глобального масштаба разоблачение — после вердикта в деле об отравлении Александра Литвиненко, Панамаликса и малайзийского “боинга” — мало на что может повлиять. Не говоря уже о том, что в век постправды отношение публики к фактам определяется верой, а не доказательствами.
А потому основной мотив здесь отнюдь не зачистка. Это архетипически советское “не болтай!” глубоко вторично. Главное — наказание за отступничество. Не стану вслед за Зоряном Шкиряком утверждать, что убийство санкционировал лично Путин. Но мотив личной мести за брошенный вызов здесь определенно присутствует — хотя холуи и без слов могли понять желание хозяина. Как в случаях с Политковской и Немцовым. Собственно, в этом и состоит “сакральность” этой жертвы. В конце концов, символично, что Вороненков умер в один день с Борисом Березовским, в естественности кончины которого существуют большие сомнения. А ВВП испытывает прямо-таки страсть к памятным датам.
Второй момент — честь мундира. Ликвидацию изменника благословила сама система. В этом смысле, как и в случае с убийством Александра Литвиненко, сообщество российских спецслужб было не просто исполнителем воли Кремля. Оно было добровольным соучастником.
В то же время казни Литвиненко и Вороненкова несут совершенно различный смысл. Смысл первой — в страдании. Смысл второй — в публичности. В демонстрации силы. Дело не в том, что, по словам Александра Невзорова, полоний нынче дорог. А в том, что Украина — “не заграница”, и здесь вполне годятся те же примитивные и безыскусные методы, которые работают в России. Недаром же Вороненкова расстреляли из дешевого и легкодоступного ТТ. Проще только ледоруб и арматура — но в людном месте и средь бела дня использовать их проблематично. Я допускаю, что убийство и в самом деле готовилось в спешке, но, полагаю, все же этот фактор публичности имел большое значение.
Почему-то никто не вспоминает о похищении “болотного” оппозиционера Леонида Развозжаева прямо из-под киевского офиса ООН в 2012 г., но смысл все тот же: скрываться в Украине — бессмысленно, бегите подальше — и молчите. Тогда, возможно, останетесь целы. Возможно — но не обязательно.
По сути, это развитие байки про один народ. Если он один, то второй должен исчезнуть; если государство не может обеспечить безопасность своей территории — тем более безопасность тех, чью ценность оно само неоднократно подтвердило, — то слухи о его суверенитете сильно преувеличены. И как здесь не вспомнить о четвертьвековом юбилее СБУ? Опять же вполне символичный подарок получился — и даже два, если считать с балаклейским фейерверком. Не исключаю, что будет и третий — в виде, скажем, двойного агента или даже агентов, которые обеспечивали операцию. Впрочем, это будет уже другая история. Проблема, однако, в том, что срочная перетряска спецслужб сейчас будет столь же плохой идеей, как отказ от принятия каких-либо мер. В нынешнем положении хорошего решения насчет их переформатирования попросту нет.
Алексей КАФТАН
